Книга “Черновик”
Черновик
4. Женщина — это море.
В море паруса Грина.
5. Женщине — нужен ветер.
Чтобы она говорила.
7. Женщина — это звёзды.
Звёзды — всему начало.
11. Женщине — нужен веер.
Чтобы она молчала.
14. Женщина — это песня.
Песне — нужна лира.
18. Женщине — просто дети:
лицо, глаза мира.
28. Женщина — это поле.
Поле — всего основа.
36. Женщина — это доля.
Где всё начинается снова.
54. Женщина — это Земля.
В нежных ладонях неба.
72. …женщина — это жизнь…
Жизнь без любви — нелепа,
Без женщины жизнь — пепел.
…и слышится детский лепет…
Женщина жизнь лепит
из плена, из пепла, из тлена.
1986
Третий ГОД семейной жизни:
…живут же люди: и дом, и дача, и все им должны, и в
семье всё путём…
Тридцать лет спустя:
…жаль людей, у которых не было встреч после расставаний,
не было расстояний, не было прощаний, не было
Любви.
… из Евпатории, где находился с вещами…
…Здравствуй, Люба…
Передо мной ребро вопроса:
выбрать меньшее из зол —
мысль о тебе
или зубную боль…
Семён Кирсанов
…Передо мной вопрос —
сложней и уже:
быть иль не быть
твоим мужем,
вязать иль разрубить
семьи гордиев узел…
…Некстати рифмы начали свой кросс:
— среди семейных бурь и гроз
ребёнок рос…
… Нет, это всё — не то, не то!
Сейчас ты просто — далеко.
Ты унесла своё тепло…
И спор нелепый, и упрёк нежданный,
и я брожу, как окаянный,
и не могу себе помочь…
…Ночь…
Средь тысяч губ
я смог бы твои
губы отыскать…
… … …
… уж так и быть: ругай меня, губи,
кляни свою судьбу, увы.
Всё вынесу… Но только —
скорее приезжай!.. Приди, молю,
если любви осталась долька;
поверь: солёно море от моей тоски солёной
и волны от тоски ещё зелёней… проверь,
и прислонись к воде губами;
глянь, камни поросли зелёными грибами;
приди, приди, коль хочешь мне помочь.
приди, приди, пока не стала ночь.
Передо мной вопроса нет давно,
мне тяжело, когда ты — далеко.
Приемлю я любое зло и боль
Люблю тебя, люблю, моя ЛЮБОЛЬ.
1967
Памяти Петра Петровича
Киселёва, народного артиста
УССР, профессора.
Безделья, деянья,
долги, даянья,
зло,благодеянья —
всё спуталось
в осеннем увяданьи…
В суете,
в уродливости и красоте,
в жестокости и ласке
смешались краски.
Как будто смерть
и новое дыханье
сошлись
в единой пляске
мирозданья —
увяданьи.
В снах вёсен
мачты, вёсла,
паруса
твоей мечты,
моей мечты
упрятаны
в осеннем увяданьи.
Забытых вёсен
дом из просини
стоит на просеке
твоей любви —
моей любви.
…в созвездиях рябин
израненные гроздья,
твоей вины —
моей вины,
в осеннем увяданьи…
На листьях…
На ладонях клёнов
твои пути,
мои пути
застыли в ожидании —
увяданьи…
Осиянная,
Осенняя пора,
из крепости твоей,
из кротости моей,
не долголетия прошу,
не подаянья…
молю тебя,
прошу тебя,
неувяданья.
Неувядания.
1968
…По театру, Судьбе
Подельники,
вы отпейте с моё.
Отлюбите. Отплачьте.
Отыграйте с моё
вы на флейте
актёрской удачи.
Я отвечу за всё
на Всевышнем Суде,
на Всевышнем.
Не суди… Не судите
меня на Земле
суетою излишней.
По жизни, по сцене
Подельнички,
отжмурите меня
в понедельничек,
когда солнце
по крышам московским
покатит,
отжмури… Отжмурите меня
на закате.
Положите
мой прах
к изголовью
между ненавистью
и любовью.
Под правдой,
под ложью,
где тень я —
преступления,
воскресения…
… положите
мой плач
к изголовью…
Наши дети —
это наши судьи.
Они стоят
над смыслом
и над сутью.
Они стоят
над болью
и любовью…
к изголовью
мой прах,
к изголовью…
1993
Ваше Одиночество,
когда вас предали друзья,
то пожелайте им удачи.
Простите всё. Нельзя иначе,
когда вас предали любя!
Сбылось пророчество.
Пришли друзья.
А вы в могиле…
Они расстроились.
Налили. Выпили.
Опомнились.
Допили.
Горька предательства слеза,
быть может, видите издалека
какие у предательства глаза.
Ваше Высочество?
…Забыли имя. Забыли отчество.
1996
“… ты — поэт”— она сказала.
Ты — поэт,
от кухонных столов и фонарных столбов,
для районных психушек…
От ночных кабаков и залётных подушек,
ты — поэт криминально-портовых козлов.
…всё, что мог проиграл, пока жил.
И года,
за оплату долгов заложив,
ты удрал
в ирреальность писсуарных стволов.
От реальности быдла. От житейских основ.
Вот и всё:
нет реальности большей ирреальности снов.
Ты — лунатик,
окно в горизонт отворив, ты всех обоссал,
хотя рядом мотались причал и вокзал,
и ты запросто мог
разменять ленинградский туман
на лондонский смог.
Что теперь говорить?
Огород городить.
Ты просто устал. Занемог. Или это — мятеж?
Твой протест против грешных, святых,
против мёртвых, живых, против всех,
против нас…
— Кушай. Ешь!
Ты попал: плюнул прямо в сей час.
Ты — поэт от Луны и для теней,
что остались в родимой земле.
Ты летаешь туда и сюда на зелёной метле,
вертеле…
Верь тебе!?
Ты — поэт… Я — оса. Твоя бывшая блядь.
Как больнее ужалить тебя? Как достать?
Уберечь. Удержать. Целовать
слабака и гиганта, чистоплюя и арестанта?
Моё маленькое дитя.
Я ль тебя не лелеяла? Я ль тебя не водила
по вертепам и медицинским светилам?
Свои песни дарил ты другим. Я их пела.
Это — песни мои. Я стирала твои портки.
Я тебя отмывала, на себе из пивных
и борделей таскала. Что ж? Классик нынче
ужо ты большой и тебя величают
по отчеству.
Монографии пишут о твоём —
нашем творчестве.
Я тебя сотворила, издала в переплёте
кленовом, в издательстве “Море”.
Ты — поэт… Ты остался в полете…
В чём беда?!..
Нет, любимый, тебя на земле.
На планете Земля я — одна.
Нет тебя. Ты — любовь моя.
Моё — горе.
1996
Закат алел. Мечтал — взлетел.
Над грудой плотных потных тел.
Сквозь суету борделей и соборов.
Над всем, что сделать не успел,
Сквозь боль и стон забытых дел.
Сквозь немоту восторгов и позоров.
Летел свободный от веков.
Летел в объятьях облаков.
Летел, шалел от радости полёта.
Хор умников и простаков.
Хмелел от собственных басов.
Орал хорал: “Как он любил кого-то!”
Летел, и вдруг услышал крик;
Душою сник, увидев лик
Покинутых, обманутых берёз.
Возненавидев смерть и жизнь.
Он стропы грёз, как вены грыз.
Пока не сбросил глыбу тела вниз.
Упал. И в миг к земле приник,
И чу, — заговорил родник:
(Сдавил комок давно забытых слёз)
— Не всем дано коснуться грёз.
Услышать зов родимых гнёзд.
Увидеть свет холодный дальних звёзд.
Остановись и оглянись.
Ты видел верх. Изведал низ.
Был миг любви — жизнь прожита не зря.
Остановись. Слезой омой
Свой отчий дом, свой кров родной.
Здесь твой покой. И здесь твоя земля.
1980
в которой автор
разговаривает с тенью
Франсуа Вийона
…О, Франсуа, прости… ты пришёл,
а я болен.
На улице мороз, а я в жару.
Какой курьёз?!
О, Франсуа, прости… Не волен.
(Сон. Бред. Болен)
“Но… где прошлогодний снег?”
1.
Всё перепуталось наспех
XV — XX век
…Пойми, где — праведность?
где — грех?
Б-г весть,
Б-г — бег!…
Годы
пьют воду
тех же рек…
Всё те же
лица, те же рожи.
И тот же
смех,
И тот же
раж.
Всё выше — бред.
Всё ниже — бег,
А посредине — блажь.
о, Франсуа!
Любимый Франсуа, поверь!
…Быть может, знаешь ты теперь,
где прошлогодний снег?
11.
Я вглядываюсь в жизнь твою
твою петлю…
Изгнание.
“…беря во внимание жизнь вышеуказанного
Вийона, суд пересматривает дело и смертный
приговор заменяет изгнанием из Парижского
графства.”
Протокол суда
5 января 1463 года
…Через три дня, совсем угнетённый, больной,
без копейки денег Франсуа Вийон покидает
Париж и след его пропадает.
Изгнание?
…Нет!
Не изгнание —
побег в вечность.
Твоя судьба
из всех стихий:
страданья,
страсти,
безнадёг —
в стихи…
Стихи, по сути —
судьбы…
Я Время призываю в судьи.
Свет — свят… Все спят.
О, Время, вспять,
Катни…
Переиграй по-новой:
стакан вина
для Франсуа
Вийона,
а заодно: дворцы, поместья, зданья.
Блюстителям морали и закона
отдай его страданья…
Тень усмехнулась:
тогда бы просто не было Вийона…
А за вино
Спасибо. Гоже.
(Мороз по коже)
…Я выглянул в окно —
Рассвет край ночи гложет…
Тень , отдаляясь начала расти .
— Вийон?!
Прости…
Быть может, что не так, прости
В том не моя вина, поверь
Но всё же, — где прошлогодний снег?
Проверь…
Тень :
Прощай,
О, S`est la Vie, за всё плати,
и пусть тебе поможет бег,
ты любопытен мне, на грех.
Земля —
Начало и Конец пути,
всего и всех;
и первый, и последний снег
минувших зим ушедших лет истлел.
— Их след?
Тень :
Исчез…
Он, уходя рассыпал смех.
Рассвет
вошёл и повернул сюжет.
1973