Книга “Черновик”
Я жду стихов —
ни день, ни два, — а годы.
Я жду стихов,
как штурман ждёт погоды,
как сеятель дождя,
как женщина дитя
Я жду стихов. Стихи родятся у меня.
Жди — жди!..— вдруг пронеслось
насмешливо и зло,
и… понесло, и повело
А я… я жду
и слушаю траву,
и за руку ведёт меня дорога…
Злой наговор меня не трогает.
Я жду…
Стихи
Родятся
у меня.
Я жду…
1969
И сказал Г-сподь Каину:
7. Ведь если клонишься к добру,
то терпеть тебе, если же не клонишься
к добру, то у двери грех
лежит, и к тебе влечение его.
Бытие III-IV
В азарте
бросил камень —
разбился день —
попал случайно.
…и улыбнулся Каин.
А завтра
уносит осень
мою тень —
за грех нечаянный.
…и снова улыбнулся Каин.
За мною водятся грехи,
за мною гонятся грехи,
от первого “прости”
к последнему “прости”.
1997
…Распяты улицы на перекёстках,
и шар земной распят на звёздах,
и человек на совести своей распят,
кресты антенн вопят: — не виноват.
Не вино — ват.
Ложь не спасёт и не поможет плач,
ты — сам себе судья и сам палач.
Ты — сам.
— Не виноват! Тысячелетья спят,
как будто дети.
Я не желаю быть за всё в ответе.
О, Небо, Небо.
Зря Небо не зови.
— Не виноват…
Всё Небо за июньские дожди
распяли сентябри и журавли.
— Не винова…
О, Человек, покуда я жива.
Храни и береги меня,
храня.
1970
Надеешься, что взятки гладки,
век без оглядки, в суете.
Всё.
Чтоб не выйти из десятки:
слова — не те, дела — не те…
И год за годом
ловчишь пред Б-гом,
и лишь душа уходит в пятки,
когда ты с Ним играешь в прятки.
1993
На кладбище приходят сыновья,
задумавшись, глядя в себя
стоят.
Как будто в детстве,
виновато голову склоня,
пред матерью стоят…
Прощенья просят, плачут, говорят.
Воспоминаний кружит снегопад,
и столбики кладбищенских оград
соединяют бесконечный ряд…
— Не виноват.
Сложилось так… Не приезжал, работа.
Да, не писал.
Да, не о чём писать. Семья, Дела, Заботы.
Не виноват, пойми, не виноват…
Вдруг вздрогнул.
Мёртвые не могут понимать —
Мужские слёзы прорывают гать —
не могут понимать.
Не могут понимать…
Неистово себя за прошлое казня,
на кладбище приходят сыновья.
— Прости, прости, я виноват —
искусанные губы говорят…
И только матери молчат.
Подруга — осень
листья в окна
носит.
Мать писем ждёт
и просит, просит
паука
на скатерть белую
спуститься…
Должно, к письму
наведалась синица…
Ночами длинными
всё чаще старший
снится…
Всё к одному:
Письма, письма — а…
А поутру —
ты так ждала —
осенний лист
по-прежнему стучится.
Крепится мать,
хоть ноет поясница.
На почту собралась,
чтоб выяснять.
Дверь отворила
и с сожаленьем
руки развела:
перильце отвалилось
от крыльца…
Не забывайте,
приезжайте сыновья…
Не забывайте.
Не за-бы-вай-те!..
Года идут,
идут года.
На кладбище
приходят
сыновья…
1968
О, крики совести
утерянных дорог
от васильков до
космоколоколен,
простите нас, кто
волен иль не волен,
прости клён отчий
и родной порог…
Оставив суету
в излучине тревог,
Надежды
в ожидания упрятав,
рванулись мы,
но тысяча пиратов
нас не пустили в детство
на порог.
…Пусть лепит
нашу жизнь
слепой нелепый
дождь,
клепает
меты бед и лет
в седины.
Ещё не спета
песня лебединая,
Веди нас в отчий дом
сыновий долг.
1978
Ненастье…
Разбилась зависть.
И сразу наступило
счастье.
И солнце засветило
ярко,
Но тучи затянули
небо,
как будто
ничего
и не было.
… осколки зависти
остались,
и радости
не состоялись.
1993
Я остаюсь среди людей,
детей и внуков.
Я остаюсь в сердцах друзей,
в словах и звуках.
Я остаюсь среди дорог,
где жили — были,
былых надежд, былых тревог,
частицей пыли.
Я остаюсь среди полей
в подлунном мареве.
Среди лесов, среди садов,
в осеннем зареве.
Я прихожу к тебе весной
в белой кипени.
Я над твоею сединой —
сиренью белой…
Я над тобой, я над Землёй
в закате дня.
Вот тень крыла,
за все — сбылось
и не сбылось,
прости меня, прости себя.
Я остаюсь в твоей любви,
где сны твои — там сны мои..
Я остаюсь.
Я остаюсь.
Я остаюсь.
1988
“Афиши, афиши’’
А. Чак.
Афиши — шальные, крикливые, птицы,
спустившиеся на стены и крыши,
моего города.
…лестницы детства… Губы девчонки,
учившей меня целоваться
в последнем ряду кинозала.
Она и не знала, что через десять лет
её имя будет греметь со всех афиш
нашего города и улицы
будут целовать её — глазами.
Афиши, афиши, афиши — красные, жёлтые,
синие. Дожди, заглядевшись, стынут,
врезаются в козырёк стены и удивлённые
стекают, словно ладони любимой
по моему лицу.
Афиши… Афиши — женщины.
Отдаются расклейщику, торопливо
растягиваясь и — распластавшись веером —
улице, городу, ветру…
и умирают без стона, влюблённые
в смуглые руки расклейщика
и солнце глаз человеческих.
Или, сорвавшись,
мчатся по улицам, скверам,
льнут к стенам, липнут к заборам,
клеятся к прохожим, надеются
опереться.
Подняться.
А люди
проходят мимо, не помня, что ещё вчера
любовались стройными литыми
лодыжками литер.
… Старая афиша…
Старая афиша. Проехал
грузовик и уставшие ноги вытер.
Афиши, Афиши! Путевые огни, язык
площадей и глаза шоссе, арии бульваров
и песни улиц, — пульс и дыхание города.
Афиши,
афиши,
афиши
смелые мазки,
капризы линии и цвета — воспалённые,
расклеенные мозги
художников и поэтов.
…мосты через реку времени,
к признаным и не признанным гениям,
к самому себе, к обновлению,
к чувствам…
…мечты тех, кого время предало
и продало.
И они! Словно снеги падают
на склонённые головы.
Афиши — кровавые заплаты на запретах,
запорах, колючих заборах,
спинах десятилетий.
Афиши…
И люди гасят долги
невежества и косности.
1967
Выплывает силует из лет.
Облако плывёт. Светает.
Цветаева Марина — свет
души моей проплывает
надо мной. Святая!
Отцветает осень. Отцветает.
Листопад стихи твои листает.
Ты — в морской волне,
Ты — в лебединой стае,
Облако моё, осень седая.
Отцветает осень. Отцветает.
Видишь ли, я вовсе не святая.
Я хотела заслонить собой
сына моего, что шёл на бой.
Крюк — луна. Елабуга — петля.
На меня грехи. На меня.
За тебя мой сын. За себя.
Ой, туга Елабуги петля.
Думала, что искуплю вину,
проведу живым через войну.
Не услышал Б-г мои молитвы,
не вернулся мой сынок из битвы.
И теперь мы в лебединой стае.
Не святая я… Не святая…
Выплывает силует из лет.
Облако плывёт. Светает.
Цветаева Марина — свет
души моей проплывает
надо мной… Святая.
1996