“Перед утренней молитвой следует сказать: принимаю на себя
заповедь: “Люби ближнего своего, как самого себя,” и когда я
произношу её, то думаю о тех, кто любил людей больше, чем
самого себя — об Андрее Сахарове, Любавичскиом Ребе раби
Менахеме М. Шнеерсоне, Рауле Валленберге, докторе Хавкине,
Матери Терезе, Януше Корчаке и многих других.
Им посвящена “Баллада о пепле.”

Януш Корчак — Генрих Гольдшмит — писатель, просветитель,
педагог, врач, автор повести “Король Матиуш Первый”, погибший
в Треблинке вместе со своими воспитанниками из “Дома сирот” в
августе 1942 года, — мой плач, моя “Баллада о пепле”.

Шесть миллионов евреев, погибших в планетарной Катастрофе
человеческой души, мои братья и сёстры, мои родственники и
соседи, убитые в Бабьем Яре — о вас моя молитва.

“Да вспомнит Г-сподь души,
которые были умерщвлены,
убиты,зарезаны, утоплены
и задушены.”
“Изкор”

Там, в детстве,
режиссёры ставят сны,
и драматурги спят поэтому.
Там, в детстве,
осень гостья у весны,
прозаики становятся поэтами.
Там головой качают этажи,
и льются улицы
в распахнутые рамы.

Нас, взрослых, там
за ручку водят мамы
и не прощают лжи.
И не прощают лжи…
Там, посреди горящей ржи
остались павшие,
в глазах застывших
осколки неба на стерне,
и не прощают лжи,
и не прощают лжи вдвойне.
Там Януш Корчак —
сын человеческий
со знаменем Любви,
Поэзии и Детства
ведёт дорогой человечности.
Ещё из памяти, из вечности
звучат шаги и от укора
никуда не деться,
идёт,
ещё не став историей.

Идёт …
Идёт в пасть крематория.
…Звучат шаги. Звучат шаги.
И вешний клён, подняв словно корону
крону, приветствует его: — Живи! Живи!.

Г о л о с а

КОМЕНДАНТ : Я узнал: Вы из детства,
из “Приключений короля Матиуша”.

Мне читала покойная матушка…
оставайтесь осколком из детства.
КОРЧАК : А дети?

КОМЕНДАНТ : Должны идти.

КОРЧАК : Ошибаетесь. Не все подлецы!

ОХРАННИК : Цыц!..Цы…

Скорей. Скорей.
ТЕНЬ КОРОЛЯ

МАТИУША –

МАЦЮСЯ : Отец!

КОРЧАК : Мацюсь!

МАЦЮСЬ : Отец! Я не хочу, чтоб ты погиб.

КОРЧАК : Сам не хочу, но чую смертный миг,

убитый крик,
он в землю, в небо,
в плиты влип.
МАЦЮСЬ : Живи. Возьми венец.
Я заменю тебя собой.

КОРЧАК : Постой.

МАЦЮСЬ : Зачем?!

КОРЧАК : Как после жить, сынок?

Больную совесть где нести,
во лбу или горсти?…
ОХРАННИК : Скорей. Скорей!

МАЦЮСЬ : Отец. Отец!

Это — конец.
КОРЧАК : Ты сделал всё, что мог.

МАЦЮСЬ : Зачем заглядывать в колодец снов.

В кольце веков искать начала.

КОРЧАК : Дитя, тобою окольцован,

в тебе все радости
и все печали.
МАЦЮСЬ : Отец! Отец.

КОРЧАК : Сынок, мы связаны с тобой.

Ты стал моей судьбой.
ОХРАННИК : Скорей, еврей.

КОРЧАК : Мацюсь, не плачь.

Пусть не увидит слёз палач.
…не написал я повести о том,
о чём напишет смерть
когда-нибудь потом.
МАЦЮСЬ : Отец, прости.

ОХРАННИК : Стоять не смей.

КОРЧАК : Конец пути.

Мацюсь! Король детей,
живи. Лети…

Звучат шаги. Застыли вдоль дороги.
Дорогу смерти охраняли доги
и крематория витки. Дорога уходила в небо.
И только пепел. Пепел. Пепел.
Крик тишины.
…И снились сны. Рождались дети
на этом, чёрном — Белом Свете
среди войны.
Евреи уходили в небо
и только пепел. Пепел. Пепел.
Боль тишины.

Не разорвалось сердце у Земли,
увы,
и воробьи чирикали чивы,
чивы.
…чьи вы Лёвы?…чьи вы ривы?
детские лошадки с гривой
чивы — чьи вы? чивы — чьи вы?
Евреи в небо уходили,
и падал пепел
на чужие нивы,
и воробьи чирикали нелепо,
в двадцатом веке
евреи
уходили в небо.
В пепел.
Пепел.
Пепел.
И вспять не поворачивали реки.
Дверь крематория отбрасывала тень.
И длился день. Обычный день.
Рабочий день.

Плывут облака,
плывут в Никуда:
вот это — оркестр
из Варшавского гетто,
он в полном составе.
А это — хор мальчиков,
они все раздеты,
но им вовсе не холодно
и они не устали.

… А это… А это… а это
плывут, не старея, хасиды.
Глаза их распахнуты
и губы раскрыты.
…и льются молитвы,
и льются молитвы:
сам Рабби читает
узникам гетто,
что было когда-то
и сбудется где-то:
и Корчак, и дети —
все вместе. Все рядом.
И памяти свечи,
и свечи Миноры
плывут на рассвете,
и ветер листает
вечности Тору,
и льётся над всем
в мороз и капель:
— Шма, Исроель
— Шма, Исроель…
…Люди, взгляните,
как склонились доверчиво
васильки и незабудки —
дети — малютки
на плечи
уставшему вечеру,
на груди Земли,
на ладони твои и мои,
на ладони Корчака,
ставшие пеплом.

Люди, делитесь хлебом,
люди, делитесь небом
в память о тех,
кого век этот предал,
в память о тех,
кто плывёт облаками,
в память о тех,
чья молитва над нами,
в память о тех,
кто оставил свой смех
в шелесте трав и течении рек,
в память о тех
в мороз и капель,
в память о тех:
— Шма, Исроель…
— Шма, Исроель.

1977-1997